Posted in 
фoтo: Из личнoгo aрxивa
С aктeрoм Aлeксeeм Гoрбунoвым нa кинoфeстивaлe в Oдeссe.
Нo в случae с Мaриeй — кудa уж бoльшe, этиx нeсчaстий! Нaвaлились, пoлучaeтся, зaгoдя. Пoвeрья вышли нaoбoрoт. Oтъeзд в Укрaину в дeкaбрe пoслe «прoигрaнныx» выбoрoв — кaк ee, дeпутaтa oт прaвящeй «Eдинoй Рoссии», тaк и ee мужa, зaсeдaвшeгo в Гoсдумe в кoммунистичeскoй фрaкции, — фaктичeски стaл бeгствoм Дeнисa Вoрoнeнкoвa oт угoлoвнoгo прeслeдoвaния. Oнo тянулoсь дoлгo и вялo, нo, лишившись дeпутaтскoй нeприкoснoвeннoсти, экс-дeпутaт пoнял, чтo пoрa унoсить нoги. Блистaтeльнaя Мaрия, кoтoрaя былa яркoй звeздoй и укрaшeниeм нe тoлькo сeрoй в свoeй мaссe Думы, нo и музыкaльнo-свeтскoгo прoстрaнствa, пoслeдoвaлa зa мужeм. Вeрнaя жeнa, пoжeртвoвaвшaя всeм рaди всeпoглoщaющeй кoшaчьeй любви, в итoгe oстaлaсь вдoвoй.
В мaртe Дeнис был убит в Киeвe, следствие продолжается, а Маша с годовалым Ваней на руках осталась не только один на один перед гримасой злой судьбы, но и перед ополчившейся на нее шакальей стаей всевозможных пропагандистских СМИ, которые превратили ее жизненную драму, как она выражается, «в омерзительный водевиль». Считает, что специально и по заказу. Однако на эти удары и вызовы оперная дива ответила неожиданным образом — стала еще более обаятельной и привлекательной. Как у нее это получилось, она рассказала «МК» в сегодняшнем «юбилейном» интервью.
* * *
— Маша, не знаю, насколько ты суеверный человек, поэтому поздравлять, не поздравлять тебя с 40-летием?
— С Денисом я шутила, что буду, кажется, первой женщиной в его жизни, которая перейдет с ним 40-летний рубеж. Он тоже очень веселился по этому поводу, и если бы был жив, то я, конечно, еще КАК отмечала бы (юбилей). Суеверия меня мало волновали. И хотя я себя чувствую окруженной вниманием и заботой со стороны Украины, украинцев, но в моей нынешней ситуации грусти хватает, и, конечно, нет внутреннего настроя на какие-то празднования. Огромная по Денису тоска, очень по нему скучаю. Так что отмечать не буду, но не из-за суеверий.
— Ты по-прежнему в центре внимания и в Украине, и в России, хотя градус этого внимания совершенно разный. А ты подкидываешь поленьев в топку — после нашего с тобой громкого дефиле на «Евровидении» вышла недавно в люди на одесском кинофестивале — с новой модной прической, в шикарном платье и мехах… Классное фото с киноактером Алексеем Горбуновым — звездой «Статского советника», «Стиляг», «Саранчи», не считая прочего! Как он, кстати?
— Он живет в Украине. Он тоже пострадал от того, что достаточно резко высказал свою позицию. Он потерял в России контракты, которые у него были, хотя очень яркий и талантливый актер. Он очень ответственный гражданин Украины.
— Посмотрела какое-то интересное кино? У нас-то на михалковском фестивальчике весь мат запикали даже на специальных показах для взрослых, так что вышел полный отстой…
— Мало что успела посмотреть, я приезжала только на открытие. Но побывала на концерте у Алексея (Горбунова), чему очень рада. На открытии была очень тронута французско-бельгийским фильмом «Чтобы быть уверенным», глубоко эмоциональной лентой, она мне понравилась и задала высокую планку всему фестивалю. Открыла для себя совершенно блистательную украинскую женскую театрально-музыкальную группу Dakh Daughters. Они работают в невероятно красочном жанре фрик-кабаре, и, насколько я знаю, в Европе их считают одними из ярких украинских музыкальных открытий последнего времени.
— Как Onuka, которая взорвала гостевым сетом гранд-финал «Евровидения» в Киеве?
— Это разные жанры, но в знаменателе всегда самобытность, неординарность, яркая идея, профессионализм, мощная харизма — то, что делает творческое явление или высказывание подлинным событием. Таких событий за мой короткий визит в Одессу было на удивление много. Для меня, конечно, кульминацией стала стоячая овация, которую зал устроил великолепному Михаилу Жванецкому и — заочно — узнику совести режиссеру Олегу Сенцову… Но главное впечатление — сама атмосфера. Вот пример: много людей, участников, зрителей, автомобилей. Мы подъехали на красную дорожку. Столпотворение. Но организаторы, служба безопасности настолько вежливо со всеми разговаривали: «Извините, — говорят, — вам не было бы удобно немного сдать назад, потому что тут машина еще одна проезжает…». И так далее. Везде! И все прекрасно у них получилось! Это так резало слух, глаз — понимаешь! Потому что я еще не отвыкла от того, как у нас это обычно происходит — лают ведь как гауляйтеры, смотрят как волки… И попробуй не отойди — еще и по роже схлопочешь… Солнце у них, что ли, тут другое, воздух?!. И, конечно, для меня эта поездка стала открытием Одессы, своеобразным Рубиконом. Я была вынуждена его перейти, чтобы заявить всем и прежде всего самой себе: моя жизнь продолжается, несмотря ни на что. И я очень благодарна всем, кто это понял.
— А здесь тем временем на ТВ только и трещат, что о «психотропных веществах», под воздействием которых ты стала такая невменяемая…
— Вот в ответ на это я в том числе и поехала в Одессу. Пусть смотрят — на «психотропную»-то! Ха-ха-ха! Но вообще-то у меня никогда не было даже малейшего интереса ни к чему подобному. Даже когда мне прописывали обычные успокоительные после того, что произошло в марте (убийство Вороненкова. — Ред.), я не стала это принимать, потому что знаю, что даже от слабого успокоительного препарата может возникнуть зависимость. Я очень ценю свободу и ясность своей разумной мысли, знаешь ли… Конечно, это был очень неожиданный для меня поворот их фантазий. У меня даже возникло ощущение, что в этой своей злобе они сами наглотались чего-то психотропного. Видимо, все аргументы у них уже исчерпаны, и бороться со мной по существу, отвечать аргументированно на какие-то мои высказывания они уже не могут, или, точнее, не знают как… Притом что я говорю только то, что реально видела, знаю, слышала собственными ушами, где я присутствовала. И все, что говорю (об убийстве мужа), я могу спокойно подтвердить фактами и свидетельствами. И они знают это прекрасно.
— Ты не поняла! Здесь говорят скорее не о том, что ты сама, а что тебя исподтишка какие-то злодеи накачивают всякой гадостью, поэтому ты такая буйная…
— Это, конечно, дико всех здесь веселит. Я ношу с собой в сумке какие-то ментоловые конфетки и как раз на фестивале достала их, другим предлагаю, а все ржут: Маша, тут про тебя такое говорят, ну его, твои конфетки…
— Они считают, что таким образом, видимо, вразумят тебя вернуться, покаяться и зажить счастливо, обласканной пожизненной заботой Минкульта и прочих искусствоведов в штатском?
— Все время я говорю одно и то же: для того чтобы выстраивать со мной какой-либо конструктивный диалог, надо не изображать поиски виновных (в убийстве Вороненкова. — Ред.), а либо вести полноценное собственное следствие, либо сотрудничать с украинским следствием, оказывая всяческую юридическую помощь, и, соответственно, привести виновных на скамью подсудимых. Вот что должна делать Российская Федерация, а не кричать вот это всё… Кто это проплачивает, зачем это происходит?! Почему это началось за две недели до убийства и продолжается до сих пор?! Остается только гадать, но на своем опыте я знаю, что если звезды зажигают, значит, это кому-то нужно… До тех пор, пока я буду понимать, что они покрывают этих убийц, заказчиков, придают всему этому характер водевиля на каких-то телешоу, ни о какой смене риторики или моих планов, или о моих визитах речи быть не может. Я просто женщина с ребенком на руках. Точка. И они должны наконец остановиться… А этот мерзейший вброс, что Денис жив и готовится к пластической операции в Израиле!.. Уму непостижимо! Они перешли все мыслимые границы…
— Они — это кто все-таки?
— Те, кто это сделал, кто убивает на территории сопредельного государства гражданина другой страны, кто это покрывает и кто заказывает омерзительную кампанию прикрытия с рассказами о психотропных накачках «обезумевшей» вдовы…
— Недавно на прямой вопрос ты однозначно ответила, что в этой драме не видишь воли Путина…
— Я еще раз говорю, что, с моей точки зрения, он действительно не имеет к этому никакого отношения. Просто я очень бы хотела, чтобы такое отношение было проявлено к грамотному и всестороннему расследованию, потому что я не понимаю, как можно оставаться нейтральным к такой трагической и скандальной истории, когда действиями весьма высокопоставленных и влиятельных преступников не то что разрушена конкретная семья, человеческое счастье — понимаю, что для них это малозначащие дефиниции, — а серьезно задета репутация государства.
фото: Из личного архива
* * *
— Ты живешь уже в другой реальности, и оттуда, наверное, особенно диким выглядела история с «переносом» балета «Нуреев»? Я читал пару заметок в европейских и американских газетах — они в столбняке, впечатлительные очень…
— Ой, а я как раз тебя хотела спросить, что там на самом деле происходит…
— Да ничего хорошего…
— Если бы я работала там, где работала прежде, то, наверное, точно бы знала, в чем причина. Со стороны это выглядит, конечно, целенаправленной заказной кампанией против конкретного человека, режиссера Кирилла Серебренникова, потому что сперва его «Гоголь-центр», затем срыв его спектакля, да еще такой громкой премьеры в Большом. Шум действительно на весь мир. Все выстраивается в звенья одной цепи и носит характер системной травли, которая, если рассуждать более общо, становится нормой в отношении государства не только к искусству, деятелям культуры, если они становятся неугодными, но и в целом ко всему обществу. И общество, к сожалению, пока это терпит. Представить себе похожую ситуацию где-то в Европе или в Америке, чтобы спектакль был отрепетирован, готов, вот-вот премьера в театре мирового масштаба, и кто-то вдруг взял и запретил, и все сошло с рук!.. Это действительно дикость, причем даже по меркам нашего не столь давнего прошлого…
— Эта усугубляющаяся атмосфера, видимо, тоже одна из причин, по которым ты не рвешься сейчас возвращаться назад?
— Я уже сказала, что уехала от Левиафана. Это была не просто фигура речи, а содержательная фраза. Вот я два с половиной года в Москве ходила, просила, умоляла в своем положении, но ни один человек не стал мне по большому счету помогать. А здесь совершенно иначе. Люди, которые мне вообще ничем не обязаны, протянули руку, окружили заботой, стали помогать — и до беды в марте, и сейчас. Хотя я не училась здесь в школе, в институте, я не пела на украинских сценах, не писала хороших законов для Украины… Я все это делала в России, которая мне совершенно не помогла в трудную минуту. А здесь все произошло наоборот. Так что да, я уехала от Левиафана, но предварительно взглянув в его отвратительные глаза и даже предпринимая какие-то попытки бороться, но не вышло. Не хватило ни сил, ни знакомств, ни положения, ни даже дружеских связей. Мне в этом никто не хотел помогать, может, кто-то и сочувствовал, но не мог. А сейчас уже и сомневаюсь: сочувствовал ли? Все ведь знали, что Денис ни в чем не виноват, и сейчас это знают! Знают, что всё клепали, фальсифицировали с целью ему отомстить. Очень влиятельные люди, с которыми я общалась, не воспринимали всерьез это «следствие», прекрасно всё понимали, но не захотели с этим связываться, в это ввязываться. Его фактически вынудили уехать из страны, но и это не спасло. Своей цели так или иначе эти «мстители» достигли. И то, что происходит сейчас с Кириллом Серебренниковым, вызывает у меня, конечно, большое сочувствие к нему. Вполне осознанно вокруг человека создается вакуум, в том числе и творческий. А для творческого человека — это смерти подобно. Но это все-таки не прямая угроза жизни, как было в случае с Денисом… А все эти фальшивые заклинания из серии «Маша, вернись», думаю, имеют целью только одно — чтобы я была изолирована от украинского следствия, потому что те, кто совершил это убийство, боятся только одного: результатов украинского расследования. Больше они не боятся абсолютно ничего. Поэтому мне выделена государственная охрана — чтобы меня не выкрали, не вывезли куда-нибудь… Потому что есть большая вероятность, что и такое входит в планы тех, кто приказал убить Дениса.
— Ты днями удивилась, что после отмены «Нуреева» люди повозмущались в СМИ, в соцсетях, но на пикеты, мол, не вышли, как это «вполне естественно» случилось бы в любом другом месте — от Нью-Йорка до Киева, и сказала, что в такой общественной пассивности виновата не столько власть, сколько само общество, поскольку, мол, был такой запрос — на послушание… Неужели мы уже такие разные?
— В Украине огромный пассионарный дух у гражданского общества, там нет и никогда не будет построено так называемой жесткой «вертикали власти» по той лишь причине, что у людей основные ценности сильно отличаются от наших: это огромный культ семьи, детей, родственных связей, взаимопомощи, людской сопричастности, личностной независимости. У нас пассионарность проявлялась только при развале Советского Союза, и тогда на улицы в поддержку Ельцина вышли ведь сплошь коммунисты, потому что тогда все были коммунисты — 90 процентов партийности в стране. Но ни один человек не стал защищать режим, построенный на лжи, несмотря практически на причастность каждого к нему. Это был колосс на глиняных ногах. А дальше произошло то, что пассионарность была тихо задушена. Осмысленно, сознательно, целенаправленно. В XX веке такое происходило с несколькими странами, и это удавалось. Поэтому насколько любая страна или любое общество может такому противостоять, если вдруг у власти появляется такое искушение, мне трудно сказать. Это действительно сложный и неоднозначный вопрос.
— Послушай, но у нас сейчас только и разговоров, что про «культ семьи» да «духовные скрепы», которыми ты объясняешь украинскую пассионарность…
— Одно дело об этом говорить и превращать все в пропагандистское вульгарное клише, а другое дело, когда это действительное состояние и дух людей, общества. Психологически совершенно другая ситуация: здесь люди живут в радости, на позитиве, на ощущении добра и справедливости, даже преодолевая свои проблемы, которые тоже не самые простые. Тут идет, в конце концов, война! А у нас людей вечно запугивают, рассказывая, как будет страшно и ужасно, если они будут вести себя и жить не так, а иначе. И люди, насмотревшись телевизор, сидят и думают: ой, как страшно-то кругом, а у нас-то ничего еще, бог с ним, что никто нигде не выучился и не выучится, что живем мы, еле сводя концы с концами, главное, лишь бы не было войны. Пошлый и примитивный пропагандистский трюк. Отвратительный! Атмосфера страха и запугивания никогда не сцементирует общество как здоровый организм. Посмотри законы, которые продолжает в каком-то остервенении штамповать Дума! Против некоторых из них в том числе и я пыталась выступать, когда была депутатом. Они же все созданы в одном ключе — карательной запретительности. Так не живет ни одна цивилизованная страна.
фото: Из личного архива
* * *
— Опять мы скатились в какие-то грустные материи. А ты тем временем, сидя вдовой в Киеве, внешне расцвела так, как этого не было даже в разгар твоих бурных романов и карьеры в Москве! Диссонанс какой-то между формой и обстоятельствами, хотя и очень вдохновляющий…
— Здесь несколько, конечно, факторов. Во-первых, мне не оставили никакого другого шанса и выбора. Когда все это произошло и мне казалось, что я на полном дне своей жизни, в этот момент с этого «низа» мне стали активно стучать со всех российских каналов. И я поняла, что у меня нет никакой возможности быть и выглядеть убитой жизнью, задавленной судьбой. В этом смысле им надо отдать должное за эту роль, потому что всеми своими глупостями они вынудили меня взять себя в руки. Как сказал кто-то из моих друзей, они не рассчитали, что напоролись на влюбленную женщину. Кому нужна ноющая, сопливая, убитая горем? Фигушки! Я мобилизовала все свои знания, умения, коммуникативные способности. И спасла меня, конечно, еще и любовь Украины, которая меня поддержала, когда в России меня топтала и унижала целая страна. Уже матом хочется ругаться: что я им сделала плохого?! Единицы же осмелились публично говорить обо мне добрые слова, а многие, которых знала, которым ничего плохого не сделала, даже дружила, тоже пустились во все эти низости и шельмование. Чешется прямо пофамильно перечислить, но остановлюсь.
— Забавно, что в качестве примера твоей окончательной деградации в изгнании была использована в том числе давняя фотография с обнаженкой из российского глянцевого журнала…
— Вот здесь, кстати, морально-нравственные принципы — это не пустое слово. И если бы я жила в Украине, то, может, я бы еще двести раз подумала, стоит ли мне сниматься в обнаженном виде, как это было тогда — у Екатерины Рождественской в ее «Караване историй».
— А ты там была хороша!
— Ну, может, и хороша, но это было очень давно. Была у них такая серия, если помнишь, исторических аллюзий. Хотя там был эротический оттенок, но я все-таки считала, что это художественное творчество. Там было много фотографий, обнаженных только две. Пусть публикуют, если хотят, рассматривают мои формы и рельефы. Но помимо этих «свидетельств» моего «морального падения» делаются еще какие-то потешные коллажи с моими фотографиями из Мариинского театра, с премьеры «Войны и мира» 2014 года, где рабочие сцены вывозят меня в раковине в роли Элен Безуховой во втором действии. Блистательная постановка Грэма Вика, дирижировал Валерий Абисалович Гергиев. Кадр с этой мизансценой облетел тогда весь мир, а теперь его преподносят как свидетельство моего «разложения»… Это как, это что?! А другая фотография — вообще не я, а какая-то девушка, танцующая в непонятных позах и видах! И они хотят потом, чтобы я с ними о чем-то разговаривала? Не понимаю только одного — цель-то какая? Что дальше?
— А что дальше?
— Конечно, в России остались люди, которые мне тихо сочувствуют, но настолько тихо, что их в общем-то не слышит никто. Боятся этой машины по уничтожению человека и его достоинства, которая, в отличие от других образцов машиностроения, доведена у нас до совершенства. Даже Марлен Дитрих, которая покинула Германию, пропаганда не хаяла с такой силой и ненавистью — я знаю, потому что много читала по этой теме.
— Но таких модных причесок, как в Киеве, ты в России никогда не делала. Почему?
— На самом деле, как бы ни хотелось этим пропагандистам видеть меня убитой и забитой, у меня здесь настолько мало времени, что некогда, как раньше, накручивать эти волосы, выпрямлять, начесывать… Поэтому нашла такой вот «мальчиковый» стиль. Все мои занятия красотой теперь укладываются утром в пять минут. Процедура отработана, моментально все высушивается феном, и самое большее — перманентный лак на ногтях, чтобы потом какое-то время этим тоже не заниматься… Я открыла фонд, который будет заниматься поддержкой одаренных детей в области академического искусства. Уже отслушиваю детей, у нас пока еще не так много людей, и многое приходится делать самой. Учу программу, которую мы скоро будем петь, учу украинский язык, у меня растет ребенок, я выстраиваю новые контакты, чтобы фонд работал и набирал обороты, создаем информационный портал. Начинаю с сентября и преподавательскую деятельность. Не хватает времени настолько, что могу даже пропустить обед. Наверное, получается, что этот режим и труд меня облагородили еще и физически. И скажу честно, у меня на это не то что времени нет, а и большого желания. И я очень хочу быть благодарной Украине, чтобы эта замечательная страна понимала, что не зря дала мне такой аванс. То, что я умею и делала всегда, я сделаю и здесь, но с еще большим рвением.
— Твоя «вынужденная» аппетитность — пусть и вдовы, но все-таки красивой молодой женщины — еще не спровоцировала на ухаживания какого-нибудь гарного хлопца, и все такое?
— Ну, я прямо так сейчас все и вывалила! Ты что — падре де Лайола? Исповедуйся, дочь моя?
— Тайна, покрытая пока мраком?
— Зачем нам мрак? У нас свет. Но скажу тебе, что, если бы не эта травля, я бы, может, еще долго находилась в параллельном мире с желанием соприкоснуться с душой Дениса во сне…